С.O. Фирсюк (Московский Авиационный Институт) : «Где-то Илон Маск подвирает немножко»

#ru   #spacex

С.O. Фирсюк (Московский Авиационный Институт) : «Где-то Илон Маск подвирает немножко»

ФТ : Сергей Олегович, добрый день! Цель нашего интервью сегодня, вернее даже не цель, а предпосылки к нашей встрече состоят в следующем: с одной стороны в начале этого года американский инвестиционный банк Goldman Sachs посчитал, что затраты на запуск в космос и.т.п кардинально снизились, и речь идет о порядках А с другой стороны, вся мировая общественность прикована к успешному вертикальному приземлению на морскую платформу, ступени Фалкон-9. Что такого примечательного в том, что произошло вертикальное приземление на морскую платформу? Что в этом такого необычного, что вся общественность за этим наблюдает? Почему?

CФ: Если начинать со стоимости, то, на порядки стоимость запусков спутников не сократилась. Даже если считать по тем ценам, которые есть у SpaceX, или, по крайней мере, как обещает Илон Маск в 2016 году. Если речь идет о запуске спутников связи на так называемую геопереходную орбиту, для нее SpaceX обещает 11 тысяч долларов за килограмм. В то же время сегодня в США цены находятся в районе 30-35 тысяч долларов за килограмм. У европейцев это 20 тысяч долларов за килограмм. И у нас это около 10 тысяч долларов на киллограмм. Это тот факт цен, которые сейчас есть. Но SpaceX конечно очень сильно – в 3 раза - роняет цены в США на внутреннем рынке, в том числе и по госзаказу на запуски.

Если говорить о посадке с точки зрения рынка запусков, особенно рынка коммерческих запусков, то никак эта посадка на рынок не будет влиять. Потому что на рынке продается не ракета, не ее технологии. Продается пусковая услуга. А пусковая услуга – это масса в определенной точке с заданной надежностью. Строго говоря, наличие многоразовости надежность потенциально снижает. Потому что сложность возрастает, и при этом еще технические параметры ракеты снижаются. Как это влияет на цену, это интересный вопрос и однозначного ответа нет.

Компания SpaceX – закрытая компания. Но это не первая многоразовая система, созданная в мире. Новое – это хорошо забытое старое. Вспомните Спейс Шаттл. В свое время, он определенный путь многоразовой ступени прошел. И это было еще в 60-ые годы. Любая многоразовая система себя оправдывает в том случае, если она радикально повышает суммарную массу, выводимую в космос. Если скажем, вы могли сотню, а вам надо выводить тысячу тонн в год. 

И у вас встает дилемма: вам строить еще 10 заводов по производству ракет. Потому что существующее производство столько ракет физически не может изготовить. Либо вам делать ракету, которая будет летать 10 раз. Американцы, при такой постановке вопроса, в 1969 году себе отметили: «Нет мы столько заводов не будем строить, мы сделаем многоразовую ракету». И сделали Спейс Шаттл. Но Спейс Шаттл себя не оправдал, как многоразовое средство. Он был очень дорогой. Он мог бы стать дешевым за килограмм при резком росте количества запусков. И количество запусков - это тот вопрос, который сейчас встает перед SpaceX. Запуски коммерческие или запуски госзаказа. А коммерческий рынок - это на 95% рынок запусков спутников связи.

ФТ : А нам нужно столько спутников связи? Ведь и эффективность спутников растет.

CФ: Тренд естественно снижается, во-первых, потому что растет эффективность самих спутников. Но самое главное - спутники конкурируют с наземными сетями. Пока они конкурировали с радиорелейными или медными проводами было одно. А когда появилось оптоволоконо в 80-ые годы – это уже другой подход, там другие пропускные способности. Основной рынок спутниковой связи - это рынок США и Трансатлантический. 

Чтобы было понятно, сама коммерческая связь, появилась тоже ведь не просто так. Первый коммерческий спутник появился в США в 1973 году. И в те же 70-ые годы создали искусственный рынок под Спейс Шаттл. Который в то время еще не летал. Он был в процессе производства и разработки и подвис немножко. И НАСА перепозиционировали Спейс Шаттл, стали представлять его как дешевую ракету. Но это была не совсем правда. Говорили, что Спес Шаттл будет дешевой ракетой, за килограмм дешевой. Будем запускать коммерческие спутники и подтолкнем рынок. Они законодательно закрепили длинные и дешевые кредиты. И как результат, в Америке стали появляться операторы спутниковой связи, которые владели одним спутником. Стартапы, не стартапы, но можно было вложить деньги и купить один аппарат с запуском. И было множество операторов. Это отмечалось в 70-ые и особенно в 80-ые годы. Эта тенденция усилилась к 1993 году, когда пришел к власти Клинтон. Он ведь опять сократил военные расходы и большие военно-промышленные фирмы были вынуждены выходить на коммерческие рынки. И в те же 90-ые годы вплоть до 1999 года был бум роста, включая и запуски, включая и спутники. На этом рынке появились и американцы, и европейцы, и Россия через американские компании, с нашими ракетами. И Китай, и другие. И были прогнозы, что рынок будет расти и расти. 

Но в 1999 году все кончилось. Это практически одномоментно произошло по нескольким причинам. Во-первых, произошло несколько аварий и так называемый страховой кризис, связанный со страховкой запусков. Поэтому начиная с 1999 года из-за страховой составляющей срок окупаемости спутника вырос с 4 лет до 7-8 лет сейчас. В том же 1999 году произошло банкротство компании «Иридиум», которая создавала так называемую низкоорбитальную систему связи. Такие системы, а был еще «Глобалстар», тогда позиционировались, как альтернатива сотовым сетям.

ФТ: А каким образом «Иридиум» позиционировалась, как альтернатива сотовым сетям?

СФ: Там многослойная история, которая произошла с «Иридиумом». Есть коммерческий рынок запуска спутников на геостационарной орбите. Речь шла о 20 - 40 аппаратах в год. Возник потенциальный рынок низкоорбитальных пусков, так как спутники легче, орбита меньше – можно их запускать более легкими ракетами, но при этом количество этих спутников измерялось сотнями. Но самое главное то, что Билл Гейтс тогда сказал тогда, что хочет сделать космический интернет и 1000-1200 спутников. А Билл Гейтс он же не может обмануть никого, и все прогнозы составляли: есть рынок в 1200 аппаратов и мы займем 10-20% рынка. Но все это закончилось в том же 1999 году. Стало понятно, что эти спутниковые системы не могут конкурировать с сотовыми операторами по цене. 

Дело в том, что когда системы эти задумывались, то цена трубки телефонной была по 10 тыс. долларов. «Иридиум» обещал 1 тысячу долларов и он сделал это, но через 10 лет. Конечно, «Иридиум» обеспечивает связь в пустыни Сахара, он обеспечивает связь в Антарктиде. Но много ли там потребителей? Нет. Фактически компанию обанкротили. Это вторая причина, почему рынок рухнул. И третья, появилась возможность обеспечивать цифровое сжатие радиосигнала, что увеличило пропускную способность линии передач существующих спутников в 6 раз. Одномоментно. И все это в один год. После этого у коммерческого рынка уже никакого роста не было.

ФТ: А может космический туризм?

CФ: А что такое космический туризм? Заселять Марс? Там действительно тысячи тонн в год необходимы. Но тысячи тонн в год – это сейчас крайне маловероятно, тем более, как бизнес-проект. Горизонт возврата этих средств, например, это 50-100 лет. Но что такое 50-100 лет? Для коммерческого спутника связи 8 лет окупаемости, вот и сравните вложения. У меня очень большой скепсис, что это вообще выльется в услугу.

ФТ: А зачем тогда продвигается идея космического туризма, тем же Илоном Маском?

СФ: Вопрос очень интересный – зачем это делается. Есть такая легенда о том, что «Иридиум» изначально создавался под военные задачи в США. И тот же Маск – вот зачем он это делает? Весь опыт космонавтики примерно говорит о чем? Вы делает ракету, окупаемость ее около 100 запусков, 10-20 лет. Первые изделия очень дорогие, а он (Маск) еще построил свой завод. Понятно, что окупаемость сейчас не достигнута. И при этом он демпингует по ценам. Вот зачем он это делает? Например, он захватит весь рынок и тогда поднимет цену. Может быть и такой план. Может быть еще какой-то план. Но мне почему-то кажется, что внутри США ему рынок федеральных заказов не дадут - этот рынок монополизирован. Коммерческий рынок расти не будет. Поэтому действительно интересно, зачем ему все это надо? Сознание молодых сейчас на комиксах построено и может такая идея: вот он - новый сверх-человек, он Марс будет заселять,. Если хотите Говард Хьюз в свое время был такой же. К Маску пришли шальные деньги. Наверно, ему легко и много дают в кредит. Может это отчасти для удовольствия, я не знаю. Мотивация его самого, почему он это делает, это вопрос. 

Если же говорить о туризме, то понятно, что космического туризма, как такового, нет. Есть коммерческие космонавты, которые у нас летают. Считается, что было 8 туристов. Из восьми один или два – это были действительно туристы. То есть турист, что делает? Он берет и платит свои деньги, чтобы получить удовольствие. Едет, чего-то смотрит или прыгает с Эйфелевой башни на парашюте. Он платит деньги за удовольствие. Он эти деньги не собирается вернуть. Если он эти деньги, как-то пытается вернуть: ведет блоги, рекламу, вовлекает свою компанию, то это не турист. Это пиар-акция. И если мы посмотрим, то чистых туристов были 1 или 2. И, в общем-то, они все и кончились. 

А почему они, кстати, кончились? Потому что 20 млн. долларов– это большие деньги. Но суть даже не в деньгах. А вы должны полгода или год готовиться к полету. Вы должны учить русский язык. Потому что туристов возили только мы и только на «Союзах». И вы должны очень сильно хотеть полететь. И самое главное в этой истории, что чем больше туристов летает, тем меньше интерес к этим полетам. Нет эксклюзива. И если сейчас мы посмотрим, то туристов сейчас нет. И в том числе, потому что НАСА платит России за запуск их космонавтов на МКС больше, чем турист. И нам не выгодно.

А делать специально корабль под туриста невыгодно, когда ракета стоит 40 млн. долларов, плюс корабль – 80 млн. долларов. Условно говоря, корабль стоит больше ста миллионов, а турист платит всего 20 млн. долларов. И, на мой взгляд, цены, которая привлечет действительно массового клиента, т.е. несколько десятков тысяч долларов -этого не будет еще очень долго. Этого нельзя добиться ракетными технологиями. Никакой Маск ни с какой многоразовостью такой уровень цен не обеспечит. А иначе не будет этой массовости.

ФТ: Хорошо, Сергей Олегович, давайте коснемся технической части SpaceX и достижений Илона Маска.

СФ: Если говорить о технической стороне вопроса, о качестве ракеты, то я думаю, что где-то Маск подвирает немножко. Либо в технических параметрах, либо в ценах. Потому что так не бывает, как у него. Он говорит, что все получилось, он перезагрузил систему разработки и производства космической техники, и главное с сохранением надежности. Понятно, что надежность сейчас достаточно высокая для такой космической техники, в США тем более. И к этому все привыкли. Система обеспечения надежности сложилась в 60-х с определенным подходом: как проектировать, как контролировать, на каких стендах испытывать. Он эту систему перезагрузил. По крайней мере, официально говорит, что использует общие машиностроительные технологии. Он использует новые подходы по обеспечению качества и надежности за счет электронного проектирования. И за счет этого он экономит. Может быть это и так. Попытка внедрить чего-то подобного в России за последние 10 лет говорит о том, что надежность падает, по крайней мере сначала. Если мы посмотрим на историю последних лет, то переход от бумажного проектирования к электронному проектированию ни одной фирме не дался малой кровью. У нас первая ракета, которую Институт теплотехники сделал электронно, далась с большим трудом. С большими усилиями она была доведена. Слава Богу, ни гибелью людей, но большими деньгами и перерасходами. Если мы говорим про тот же «Протон», то аварийность у «Протона-М» выросла. Отчасти потому что меняется система обеспечения надежности и качества.

ФТ: А почему она меняется то? В чем идея?

СФ: Идея - снизить себестоимость системы. И, это может сработать. Посмотрим на истоки. Вот началась космонавтика. Она началась, как приложение создания боевых ракет, в 50-х – начале 60-х годов. Шло это с большим трудом и у нас, и у американцев. Аварийность была очень высокая: из 10 пусков всего 2 удачных. Американцы спохватились в начале 60-х, надо что-то менять. Это наложилось на Лунную программу и на колоссальные инвестиции в инфраструктуру. Они построили такие стенды, которые стоили десятки миллиардов долларов в тех ценах. Сейчас это к сотням миллиардов. И вышли к концу 60-х годов на очень высокую надежность. 

У нас толчком послужила неудачная Лунная программа. Вложили тоже колоссальные деньги: американцы где-то 24 млрд. долларов, наши вложения - 18 млрд. долларов. Сопоставимые затраты. Но американцы-то на Луну слетали, пусть и за колоссальные деньги. У нас развивалась промышленность: были построены заводы – Байконур в современном смысле. Но результаты были удручающие: 4 аварийных пуска. Это повлекло в стране волну борьбы за надежность. Даже единая конструкторская документация была внедрена в 70-х годах, это тоже было ответом. А что это такое? А вот мы видим чертеж. Там есть основная надпись и те люди, которые подписываются. Разработал один человек, а проверили его шестеро. Вот эта система: одного работающего проверяют шестеро. На первом месте надежность, все остальное потом. То есть целевые параметры становились менее важными, чем надежность. И система заработала. Она в 80-ы годы нам обеспечивала практически 100-процентную надежность ракетной космической техники. 

Сейчас приходят люди, которые с этой системой не знакомы. Это, так называемые, эффективные менеджеры и говорят: «Ну вот, ребята, один человек чертит, а эти шесть что делают? -А они проверяют, чтобы чертежи между собой бились. -Зачем? Мы введем электронную систему, и в электронной модели изделия вся ответственность будет биться в автомате». В принципе, будет. Но надо понимать, что тогда надо найти специалистов, которые будут этим всем управлять, обеспечивать уже работу этой системы.

ФТ:А как вообще развивался рынок запусков?

СФ:Ну если вернемся в 80-е, то в то время ситуация была очень интересная. Американцы коммерческий рынок во многом делали под Спейс Шаттл, и они его контролировали. Это были американские спутники для американских компаний и для американской ракеты. В 1986 году произошла катастрофа «Челенджер». Спейс Шаттл два года не летал, потом НАСА сказала, что мы не будем пускать коммерческие запуски. А рынок же уже был сформирован, и спутники делались, и образовалась огромная очередь. Европейцам тогда очень повезло. И в тот же момент Советский Союз пытался выйти на рынок запусков. И с «Протоном» в первую очередь. Американцы сказали: «НЕТ, мы запрещаем ввозить на территорию Советского Союза спутники, на которых есть американские компоненты». А на всех спутниках есть американский компонент. Хорошо, произошел 1991 год – перестройка, братание с Америкой. «-Ну теперь то нам можно? -Нет! -С какой стати? -А зачем мы вам будем свои деньги отдавать». Наконец-то было заключено соглашение и нам разрешили 12 спутников запустить до 2001 года. Если мы посмотрим, сколько мы реально запустили, то цифра будет в 5-7 раз больше. Почему? Потому что на тот момент уже была создана американская кампания (совместное предприятие), и она это запускала. Ну, соответственно, прибыль уходит туда, налоги она платит там и проблем не стало. Кроме того, некоторые американские ракеты летают там с нашими двигателями. Люди-то работают, завод поддерживается, но прибыль остается там. Да, нам это лучше, чем, если бы этого не было. Потому что хотя бы часть затрат на инфраструктуру покрывается. 

С другой стороны сегодня если этого не будет, то, на мой взгляд, катастрофы не случится. Важно понимать, что у нас есть интересы в космосе и мы должны иметь это все у себя. Если у нас не будет своего производства ракет и спутников, тогда мы не будем иметь ничего: ни коммерческого, ни частного, ни какого. Мнигие страны через это прошли – такие технологии просто так никто не продаст. Сейчас, к сожалению, еще раз говорю, у нас очень тяжелая ситуация с объединением компаний (внутри Роскосмоса). А быстро-то ведь ничего не достигается. Цикл производства по нормативным документам, которые у нас существуют, на минимальный срок работы, если вы соблюдаете все этапы, – 3-3,5 года для создания нового изделия. Это минимум самый. Реально, мы знаем, и десятки лет у нас тратятся. Было, когда мы делали все за полгода, при Королеве в самом начале (в 50-ом – начале 60-х) аварийность была 8 из 10. Итак, 12 лет создания, потом 5 полетов в год. У «Ангары» сейчас 5 полетов в год в среднесрочной перспективе. Окупаемость в среднем 100 пусков – это еще 20 лет. Это вот программа 32 года до точки окупаемости. И действительно ракеты эксплуатируются по 40 лет и больше. Но надо понять, что это очень специфическая отрасль, куда просто прийти нельзя, нельзя взять кредит в банке на 32 года. 

Но и это не главное, есть еще одна проблема – это специалисты. Обратите внимание на проект Маска, в плане техники старт проект был совсем печальным. Его первая легкая ракета летала плохо. Там проблемы были видны, не было специалистов по динамики, а потом вдруг все наладилось. Ну как вдруг? Значит, пришли люди из Боинга или из НАСА. А к ним так просто не придешь. Там все дают подписки секретности. Значит, им разрешили.

ФТ: Давайте вернемся к проекту Илона Маска – в чем уникальность вертикальной посадки?

СФ:Уникальность в следующем - удалось сделать очень хороший ракетный двигатель. Для ракетной техники главным критерием качества является минимум массы. Это объективные данные, поскольку скорости колоссальные. Поэтому любой ракетный двигатель оптимизирован на один режим работы. Его тяга расчетная на 100 тонн, то есть на сто тонн тяги он оптимизирован. Он не может работать нормально на 80, 70 или 10 тоннах тяги. Нельзя подкрутить топливо, как в автомобиле. Он не то, что не будет работать, он просто взорвется, скорее всего. И сделать двигатель, который имеет большой диапазон тяги, это очень большое достижение. Такой двигатель был сделан американцами для Спейс Шаттла. Это был основной водородный двигатель –очень дорогой и действительно уникальный двигатель. Для Советского Союза тех времен просто фантастические характеристики, именно по ресурсу надежности. И на Фалконе - то, как он садится (а он же садится на этом основном двигателе на маленькой тяге), это удалось сделать. Двигатель действительно хорош. У нас была попытка сделать такой двигатель с глубоким изменением тяги для лунной ракеты Н-1. И это послужило основной причиной неудачи Лунной программы.

ФТ: Мы не смоги создать подобный двигатель? В чем причина?

СФ: Его довели до ума в конце 70-х годов. Сейчас он летает на некоторых ракетах, но ни в таких режимах. Для лунной ракеты там же не о посадке шла речь, там об управлении шла речь с изменением тяги. И тогда не было теории внутрикамерных процессов, приходилось все отрабатывать на стендах, а это сотни экземпляров двигателей. Да и управлять ступенью в полете не очень просто. 

Но давайте вернемся к Фалкону - он создавался, как дешевое в производстве изделие по машиностроительным технологиям. Если мы посмотрим на такой параметр, как относительная масса полезного веса к стартовой массе ракет. Этот параметр показывает техническое совершенство ракеты. И если у Фалкона этот параметр взять за единицу, то любая американская ракета в 1,5 – почти 2 раза лучше по этому параметру. Вроде бы логично. Отсюда и дешевизна. А дешевизна почему? Конструкция у Фалкона тяжелее, но она простая. Топливо стоит значительно меньше конструкции. Это один из подходов к дешевизне. Полная многоразовость на одном полюсе, а на другом полюсе очень примитивная ракета и примитивное производство – плохая по удельным параметрам. На одном полюсе был Спейс Шаттл, и даже не тот, который был реально сделан, а планировался сначала, полностью многоразовый. На другом полюсе был такой проект в 70-ые годы, немецкий. Из газопроводных труб собрать пучки ракеты. Более того, одна труба летала. До пучков не дошло, правда, но единичная труба летала. Просто бралась стальная труба, плоское днище вваривается, кислота, керосин и азот для вытеснения. Сопло простейшая, камера простейшая. Стандартная арматура - она очень тяжелая. И вот ее запускают, поджигают и она летит. И набирая огромное количество труб слоями получать многоступенчатую ракету – такая идея была. Фалкон ближе к этому и вдруг на него ставят систему обеспечения многоразовости. Он с одного полюса прыгает на другой.

ФТ: Похоже на «кризис жанра»?

СФ: Нет, первое направление было абсолютно логичное. Даже не для туристов, а просто сделать ракету подешевле. Подход был поставлен четко. Многоразовость ей абсолютно не нужна. Поэтому, есть два варианта. Либо Илон Маск почему-то думает, что масса, которая будет выводиться на орбиту вырастет на 2 порядка в год суммарно. Он говорит, я могу производить 40 ракет на своем заводе. Но там до 2017 года в плане 40 ракет. 40 ракет по 10 полетов на каждую – это 400 пусков. А она 10 тонн выводит, это 4000 тонн.

ФТ: Зачем ему 4000 тонн? Спутники не нужны, туристы не летают. Он воевать, что ли собрался? С кем он хочет воевать?

СФ: Вряд ли. Может он хочет базу на Луне. Деньги ему кто-то дал, потому что у него столько денег нет.

ФТ: То есть давайте построим внеземную базу на Луне?

СФ: Это теоретически. Это порядок масс такой, если требуется база на Луне. Но пока их не видно. Это первый вариант. Второй вариант: ему кто-то платит за то, что он это делает, за саму разработку технологии.

ФТ: Военные, наверно?

СФ: Это государственный заказчик, может военные. Видимо инициативы Илона Маска для США это важный инструмент давления на Россию. Он может поддавливать Россию на рынке, который у нас почему-то считается важным. И при этом он очень проблемный. Но предположим, что для нас это важно. Американцы, видимо считают: «Ну еще там 200-300 млн. долларов у России мы таким образом отнимем – тоже хлеб». А политический эффект еще больше. Втянуть, например, нас в создание ненужного нам.

ФТ: Втянуть нас в космическую гонку?

СФ: В гонку создания никому не нужной первой ступени посадки ракет. Мне даже сложно представить, к чему это приделать у нас и что это будет стоить. Помните, мы запустили первый спутник в октябре 1957 года, а американцы – в январе 1958. Разница маленькая. И могло так получиться, что американцы бы запустили первые, а мы – через месяц. И я уверен, что все было бы по-другому. Потому что эффект от спутника он был непредсказуемый ни для кого, но в каком плане оказался: все понимали, что есть Россия, Советский Союз. Там много ресурсов, много людей и все. И они сильны своей массой, но у них нет технологий. А тут вся масса осталась, да у них еще есть технологии. Это вызвало такой эффект, который подогревался военно-промышленным комплексом в США. Это привело к созданию НАСА в США. А НАСА – это абсолютно уникальная структура, государственно-производственная структура. Под программу «Аполлон» там были построены государственные заводы, государственные КБ. На пике 40 000 человек работали и это были госслужащие. Для Америки это абсолютно нетипично. У них главное бизнес. А это полностью противоречит идеологии и всему складу, который есть в экономике. Они пошли на то, чтобы скопировать советскую систему в этой области. И они выиграли лунную гонку благодаря этому. Но теперь НАСА тянется хвостом, и ее никуда не денешь. И особенно после спутника и после Гагарина первая задача космонавтики для Америки и Советского Союза это была политическая пропаганда. Все остальное это вторично. Даже военное применение это на втором месте. Наука на третьем месте. И на четвертом месте это выгода для народного хозяйства. Конечно, и сейчас идет эта война-пропаганда: «Вот смотрите, вот у нас капитализм, вот у нас рыночная свободная экономика, вот у нас человек за свои деньги сделал уникальную вещь – видите да? А вы не можете».

ФТ:То есть идея только в этом?

СФ: Мне сложно сказать. О многоразовом использовании речь не идет. Сам Маск говорит, что пока ступень не пригодна для повторного использования. Чудес не бывает. Это кислородно-керосиновая ракета. Баки ладно, их можно помыть, отмыть. А вот двигатель -керосин горит с сажей, поэтому все элементы забивает сажей. Поэтому многоразовость кислородно-керосиновых двигателей она всегда под таким большим вопросом. И технологии повторной подготовки они довольно дорогие. Это сопоставимо с производством нового двигателя. Все-таки удар происходит при посадке, плюс масса вещей, связанных с нагрузками в полете. Да и сама ракета создается, как одноразовое изделие. А разница вообще простая. Если мы ресурс хотим, то нам нужны ресурсные вещи, ракета становится похожа на самолет. Мы должны сместиться в сторону больших толщин всех силовых элементов на том же материале. Понятно, что он будет тяжелей. А для ракеты, для космического аппарата самый главный критерий - это минимум массы. Он даже экономически оправдан. Представьте себе, ракета. Там 500 или 700 тонн стартовой массы. Соответственно, стартовые сооружения, соответственно вся инфраструктура транспортировки - эти затраты отличаются уже пропорционально. Плюс сложности с изготовлением,. Поэтому до какого-то неизвращенного состояния выгодно массу снижать. Многоразовость по массе – это в другую сторону. А дальше – это число полетов. Шаттл рассчитывался на 100 полетов орбитальных. Пуск Шаттла стоил, в нормальные годы, порядка 300 млн. долларов. В конце – больше миллиарда. Кстати, почему больше миллиарда? Потому что инфраструктуру по обслуживанию Шаттла надо было оплачивать каждый год. А летали они сначала чаще, а потом меньше летали. И цена полета складывалась. Хотя американцы, например, такие вещи делали для экономии, что у нас бы никогда не стали. Они же в океан садятся. Они вылавливали парашюты, стирали и снова использовали. После соленой воды.

ФТ: Парашюты стирали?

CФ: Да, парашюты стирали. Они, кстати, и на пилотируемых кораблях это делали, что у нас бы никогда не сделали. «Аполлоны» садились в океан, и парашюты вылавливали, стирали и на следующий аппарат ставили. Ну и экономия, чтобы было понятно, для многоразовых ускорителей была меньше миллиона долларов. 300 миллионов запуск и меньше миллиона экономия на многоразовость первой ступени (корпус ускорителя и парашюты). Вот это результат. Тогда была экономия, но мизерная совершенно.

ФТ: Ну это бессмысленность получается какая-то. Может из-за того, что люди не совсем понимают, что это? Космос расценивается как шоу.

СФ: Абсолютно верно. Я читаю студентам, в том числе, маркетинг ракетно-космических услуг. С точки зрения рыночного специалиста Илон Маск все правильно делает. Он выходит с новым товаром на конкурентный рынок, с новым брендом. Естественно, он вынужден специальную цену выхода на рынок устанавливать. Естественно, он колоссальные деньги вкладывает в рекламу, в пиар, в продвижение. Это все правильно и действенно на нормальном рынке, все логично. Понятно, что есть цель: захватить рынок и установить монопольную цену. Но расходы, которые он несет, они колоссальные. 

Может быть это просто бравада и освоение бюджета. Американцы, если образно сказать, «воруют на прибыли» – у них традиция такая. Надо полететь на Луну, они полетят. В 3 раза дороже, чем можно было, но они все-таки будут стараться сделать. И когда Советский Союз с ними тягался – мы вынуждены были делать так же. НАСА – это технократы, им интересно что-то испытывать постоянно. В Европе немножко не так. В Европе традиционно «воруют с убытков»: 20 лет чего-то сделали или не сделали и разбежались. Очень распространено. Но, к сожалению, сейчас все катится в эту сторону – работать по-европейски и у нас и у американцев. Затягиваются программы. Вот что мы за год сделали? Нам заплатят, тогда начнем делать. В целом в отрасли хуже

Оригинал : https://www.facebook.com/fintechnic.org/posts/1134121889959650:0