Marianne moore

I too, dislike it: there are things that are important beyond
all this fiddle.
Reading it, however, with a perfect contempt for it, one
discovers that there is in
it after all, a place for the genuine.
Hands that can grasp, eyes
that can dilate, hair that can rise
if it must, these things are important not because a

high-sounding interpretation can be put upon them but because
they are
useful; when they become so derivative as to become
unintelligible, the
same thing may be said for all of us—that we
do not admire whatom
we cannot understand. The bat,
holding on upside down or in quest of something to

eat, elephants pushing, a wild horse taking a roll, a tireless
wolf under
a tree, the immovable critic twinkling his skin like a horse
that feels a flea, the base-
ball fan, the statistician—case after case
could be cited did
one wish it; nor is it valid
to discriminate against “business documents and

school-books”; all these phenomena are important. One must
make a distinction
however: when dragged into prominence by half poets,
the result is not poetry,
nor till the autocrats among us can be
“literalists of
the imagination”—above
insolence and triviality and can present

for inspection, imaginary gardens with real toads in them,
shall we have
it. In the meantime, if you demand on the one hand, in defiance of their opinion—
the raw material of poetry in
all its rawness, and
that which is on the other hand,
genuine, then you are interested in poetry.

Russia

Marianne moore

Мне тоже не нравится: есть вещи, которые важны за пределами
все это скрипка.
Однако, прочитав это, с большим презрением к нему, один
обнаруживает, что есть
это ведь место для подлинного.
Руки, которые можно схватить, глаза
которые могут расширяться, волосы, которые могут расти
если это необходимо, эти вещи важны не потому, что

на них может быть наложена тонкая интерпретация, но
они есть
полезно; когда они становятся настолько производными, чтобы стать
неразборчиво,
то же самое можно сказать и для всех нас, что мы
не восхищайтесь тем, что
мы не можем понять. Летучая мышь,
держаться вверх дном или в поисках чего-то

едят, слоны толкают, дикая лошадь берёт рулон, неутомимый
волка под
дерево, неподвижный критик, мерцающий своей кожей, как лошадь
который чувствует блоху,
шаровой вентилятор, случай статистики после случая
можно было бы привести
желаю этого; и не имеет значения
дискриминировать «деловые документы и

школьные книги"; все эти явления важны. Кто-то должен
сделать различие
однако: когда вытащили в известность половину поэтов,
результат - не поэзия,
ни до тех пор, пока автократы среди нас не будут
«Буквалисты
воображение "- выше
наглость и тривиальность и могут представлять

для осмотра, воображаемые сады с настоящими жабами в них,
мы имеем
Это. В то же время, если вы требуете, с одной стороны, вопреки их мнению,
сырье поэзии в
все его нерешительность и
что, с другой стороны,
подлинный, тогда вас интересует поэзия.